Наиболее развивающаяся отрасль в Крыму — строительная. Таковы итоги прошлого года. Полагаю, итоги года 2017 будут аналогичными. Не надо быть экспертом, чтобы видеть — Крым занят стройкой, повсюду и всерьёз. Настолько, что людям стало не хватать пустырей. С парками и скверами распрощались давно.
Тот же Севастополь, где ещё недавно можно было пройтись вдоль берега моря, превращён в закрытую прибрежную зону. Вместо свободного доступа к волнам — заборы, а за ними — коттеджи. Или просто заборы, а за ними — недострои, эти мёртвые бетонные мамонты. И на охране — клыкастые псы и люди с ружьями. С Крымом — та же история.
При плохой Украине можно было зайти в лес. Теперь повсюду — заборы, охрана. Доступ к крымским радостям запрещён. В том числе и самим крымчанам.
Ещё более грустная история — и в городах. Дом на доме, а во дворах — машины. Продираешься с ребёнком и самокатом меж стальных и бетонных туш. Есть петербуржское понятие — «колодец». Но с недавних пор оно и крымское тоже. Дома сегодня на полуострове строят так, что в соседних зданиях люди могут здороваться друг с другом за руку. Застройщики, похоже, играли в тетрис: как бы впихнуть на один квадратный метр побольше квартир.
Нам говорят, что всё это хорошо, что всё это строительное безумие — признак развивающегося региона. Нам врут.
Да, есть плюсы. У людей появляется работа. Они могут быть заняты на стройке, зарабатывать на отделке квартир, на утеплении снаружи — много на чём. Однако, как правило, это работа по «чёрным» схемам, работа, ни чем не защищённая. Часто людей в ней «кидают». Да и, в конце концов, разве мы хотим, чтобы тот же Севастополь, интеллектуальный центр, превратился в тесный городок штукатуров и арматурщиков? Это наш путь?
Меж тем, есть негативные вещи, которые очевидны. Бездарная застройка не развивает крымскую инфраструктуру. В спальном районе Севастополя, где я живу, где живут мои родители, бабушки, дедушки, как было три школы и три детских садика в советское время, так и осталось. За двадцать с лишним лет ничего не изменилось. Они стояли меж пустырей и деревьев, где бегали лисы и зайцы. Теперь на месте леса и пустырей выросли огромные многоэтажки, как свингеры, жмущиеся друг к другу. А количество садов и школ осталось прежним. Нагрузка на них увеличилась в десятки раз.
А есть целые районы, которые выросли на пустырях, и в них нет ничего, кроме домов и магазинов. Все они выглядят однотипно: здоровенные, наспех возведённые коробки, похожие на Годзилл, а между ними — червяки машин, вывески магазинчиков и частных детских садов. Такие районы «вешают» на поликлиники и школы, которые остались ещё с советских времён.
Деньги есть — веди ребёнка в частный садик (один из самых прибыльных бизнесов сегодня). Заболел — веди к платному доктору. Потому что не может обслужить всех поликлиника, рассчитанная на количество людей в десятки раз меньше реальной цифры. А если добавить сюда массовое бегство врачей, из-за низких зарплат и кафкианской бюрократии, то надежд вылечиться, спастись нет. 30 тысяч квадратных метров амбулаторного пространства — столько сегодня, как минимум, не хватает Севастополю.
В других крымских городах — ситуация не лучше.
Но этого застройщикам мало. Они «вешают» многоквартирных франкенштейнов на старые коммуникации — электричество, тепло, газ, вода. Присасывают уродцев к коммуникациям, которые на десять-двадцать лет превышают допустимый срок эксплуатации. Фактически Крым живёт в условиях тотальной угрозы, когда может рвануть в любой момент.
Недавно я был свидетелем того, как коммунальные службы раскопали водопроводную трубу. Она была похожа на мёртвого дикобраза. Ржавая, полусгнившая, вся, как деревянными иглами, утыкана чопиками. Ими затыкали многочисленные дыры. Все эти новые Годзиллы и Франкенштейны стоят на трупах. Они сосут энергию из мертвецов, то, что осталось.
Как быть иначе, если Крым растёт стремительно, если людей становится всё больше? Производители хлеба — а оценка числа населения по потреблению хлеба считается одной из наиболее точных — заявляют, что в том же Севастополе проживает 900 тысяч человек. И им всем надо где-то жить, правда? Для них, мол, и строят. Но это очередное враньё от «неправильных пчёл».
В Севастополе, Ялте человек не сможет накопить на жильё и за 100 лет. Количество жилья стремительно увеличивается, но оно не становится доступнее. Чем больше строят, тем меньше у простых крымчан надежд приобрести квартиру. Программы же по получению жилья больше похожи на профанацию.
Покупают жильё, в основном, приезжие. И не по одной, а по пять-шесть квартир. Потом, как вариант, сдают по заоблачным ценам и тем самым взвинчивают их ещё больше. Именно в Крыму — самая чудовищная пропасть между доходами и доступностью жилья. Зарабатывают копейки, а снять квартиру — дороже, чем в Санкт-Петербурге (потягаться с Крымом и Севастополем может разве что Москва).
Понятно, что такое бесстыдство «крышуют» чиновники самого высшего уровня. Они в доле, часто они сами застройщики. И им нет дела до адекватного Крыма. На своей родной земле крымчане чувствуют себя чужаками, задавленными бетонными Годзиллами и пеноблочными Франкенштейнами.
Сколько убудет, столько и прибудет — главный закон. В Крыму он не исполняется. Полуостров задыхается от темпов роста, но темпы эти, их показатели — фиктивные. Они — следствие набега орды, нападения конкистадоров, которые хотят как можно быстрее получить барыши. В мутной водице переходного периода это делать ещё легче, важно знать рыбные места, а они их знают, или им подсказали.
Вышесказанное — лишь о том, что воспринимается как данность, как норма, о том, что подаётся как достижение. А ведь сколько ещё написано о варварстве в местах знаковых! О вырубке уникальных можжевельников, реликтовых пихт, на месте которых строятся уроды, а застройщики довольно чавкают убитыми судьбами. Но и на подобное беззаконие нет управы, её и не ищут. А людей, как барбитуратами, накачивают патриотизмом.
Когда Крым и Севастополь воссоединились с Россией, Владимир Владимирович Путин сказал, что они имеют сакральное и цивилизационное значение для всей страны, сравнил их с Храмовой горой для иудеев. Мне трудно представить, чтобы на Храмовой горе устраивали такой беспредел, как сейчас в Крыму. Мне трудно представить, чтобы это делалось столь лицемерно и подло.
Да, Крым — это, действительно, святыня. Но те, кто приезжает сюда, да и те, кто живёт здесь, неизбежно изумляются тем, насколько убийственное настоящее контрастирует с великим прошлым, насколько нынешняя действительность оторвана от образа Крыма, от того, каким он живёт в наших сердцах, в наших душах. Если уж говорить о сакральном значении, о святынях, то Крым и Севастополь — это мощи, к которым прикладываются, памятуя о прошлом величии, чтобы обрести силу, получить благословение.
Но мы видим, в какой разрухе находится Крым. О его цельности, о его образе мало кто думал. Мы получили регион с великой историей, но отягощённый сотнями бед. Мы получили мощи, которые воскреснут лишь тогда (вспомним хилиастическую традицию, столь близкую русским), когда восторжествует Правда.
Собственно, от воссоединения Крыма и Севастополя с Россией мы ждали именно этого — торжества Правды. Ждали того, что Россия, вернув энергетику больших целей, устремится к новой вехе, к новому целеполаганию и месту в истории. Мы ждали, что Крым, обретя Родину, воссияет как Небесный Град русского (в цивилизационном смысле) человека. Мы до сих пор ждём этого.
И проблем много, да. Их надо решать. Но одна из главных, и явных — это паразиты в плоти святых мощей. Это черви, цепни и слизняки, что пожирают крымское тело, откладывая в нём личинки, высасывая последние силы. Эти паразиты способны только потреблять, только жрать, только очернять тело. Они существуют за счёт чужой жизни. У них нет своей. Они приспособленцы, выживающие даже в вечной мерзлоте. Но паразиты должны быть уничтожены.
Тогда мы, наконец, сможем ответить себе на вопрос: для кого мы возвращали Крым? Для крымчан, для россиян, которым хотели вернуть веру в то, что Родина своих не бросает? Или мы вернули Крым, чтобы отдать его на растерзание кодле паразитов, сжирающих остывающее крымское тело под пламенные разговоры о чести и справедливости?
Мы, наконец, должны ответить себе. И мы должны действовать. Сейчас! Пока паразиты не сожрали нас и наш дом. Пока червь не превратился в дракона, пожирающего и правду, и справедливость. Ибо нельзя служить Богу и маммоне. И мы знаем, кому служат паразиты в крымских мощах. Но кому служим мы, раз позволяем творить такое?
Платон Беседин
Источник: http://zerkalokryma.ru